“Одическое”: Дмитро Биков про Геннадія Афанасьєва

Извините потребность певца написать не сатиру, а оду. Хоть еще далеко до конца любопытному этому году, хоть и ржет на крутом рубеже наша тройка — трехглавая птица, — и немало случилось уже, и немало успеет случиться, и держал голодовку ПАРНАС, и отец-Ходорковский допрошен, и продуктов сожгли до хрена-с, и хватало других скоморошин, то есть гадостей было полно, и наглядны они образцово, — но событие было одно: что не сдал Афанасьев Сенцова. Начинаются новые дни, и Отчизна снимается с мели. Да, Немцова убили они, а Сенцова сломать не сумели, и глядишь — отыграют назад. Взбунтовался свидетель, и вскоре может лопнуть на наших глазах это дело о крымском терроре. Вот отличие новых годин: обзывать их пустыми не смейте. Вдруг находится некто один, кто уже не боится и смерти.

1439195583_512967_97Наши славно умеют ломать, Афанасьева знатно ломали: мол, погибнет в аварии мать, мол, и сам он подохнет в финале; донимали посредством битья и посредством зловонного кляпа… Дорогая спецслужба моя! Докажи мне, что ты не [тут в рукописи пропуск. Может быть, “растяпа”?] Напряглись. Постарались блеснуть, чтоб не рыпнулся крымский охальник. Били — страсть. Не давали уснуть. Обещали засунуть паяльник. То есть весь джентльменский набор, все уменья проверенных катов, неизменных с малютиных пор (но не знал про паяльник Скуратов!). Все признал террорист. Поделом! Знай противника, юноша прыткой! Но какой он устроил облом, заявив, что признался под пыткой, что от Кольченко он никогда не слыхал никакого приказа и не слышал о нем до суда, а с Сенцовым видался два раза! А когда он вернулся в тюрьму, проявивши такое коварство, местный опер, дававший ему все инструкции, прямо взорвался. Ну, сказал он, держись, террорист. Уничтожить тебя не рискую, но скажу тебе честно: молись. Ты поедешь на зону такую, что раскрасят тебе, лоботряс [Тут какое-то другое слово, но оно неразборчивое], твой решительный гордый хлебальник. Вспомнишь ты с ностальгией не раз симферопольский добрый паяльник… И еще до финала суда, не дождавшись последнего слова, Афанасьев исчез в никуда. То есть просто пропал из Ростова. Но хоть все они тресни теперь, хоть ори, хоть разбейся в кровищу, хоть втолкни за судебную дверь безупречных свидетелей тыщу, хоть признайся, в конце-то концов, что немного запутались снова, — ясно всем: оклеветан Сенцов и, беснуясь, отпустят Сенцова. Потому что он тверд и остер, и, как скажет Ростовская пресса, — много хуже него режиссер был у этого горе-процесса.

Нам привычен онегинский сплин и уверенность в вечности ада. Вы мне скажете: он же один! Я отвечу: а много не надо. Начинается все с одного, с маргинала, с того, на котором потерявшее ум большинство в первый раз обломалось с позором. Вспоминая про весь этот бред и нимало его не подкрасив, вся страна через несколько лет и тебя назовет, Афанасьев. Всем потребны основа и ось, и надежда, и честь, и опора. Так запишем: с тебя началось.

Жаль, нескоро.

А может, и скоро.

Джерело — Новая газета

Share