1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86, 87, 88, 89, 90, 91, 92, 93, 94, 95, 96, 97, 98, 99, 100, 101, 102, 103, 104, 105, 106, 107, 108, 109, 110, 111, 112, 113, 114, 115, 116, 117, 118, 119, 120, 121, 122, 123, 124, 125, 126, 127, 128, 129, 130, 131, 132, 133, 134, 135, 136, 137, 138, 139, 140, 141, 142, 143, 144, 145, 146, 147, 148, 149, 150, 151, 152, 153, 154, 155, 156, 157, 158, 159, 160, 161, 162, 163, 164, 165, 166, 167, 168, 169, 170, 171, 172, 173, 174, 175, 176, 177, 178, 179, 180, 181, 182, 183, 184, 185, 186, 187, 188, 189, 190, 191, 192, 193, 194, 195, 196, 197, 198, 199, 200, 201, 202, 203, 204, 205, 206, 207, 208, 209,

Зоя Светова: “День сурка” в Лефортовской тюрьме: украинский “шпион”-журналист и ученый-“изменник родины”, 76 лет

LefortovoПочти каждый раз, когда приходишь в Лефортовскую тюрьму, — это как “день сурка” . Ты как будто это уже видел. Вот и загорелый мужчина в тюремной робе, это какое-то deja vu. Сотрудник СИЗО, сопровождающий нас, заметно нервничает, он не разрешает арестанту называть свою фамилию, статью, по которой он арестован. Мы возмущаемся: как же так, мы должны знать, почему этот человек оказался в СИЗО.

“Я иностранец. Следователь не разрешил мне позвонить домой, он обещал, что сообщит консулу. Моя семья не знает, что я здесь”. Он называет свое имя и фамилию: Роман Сущенко. Адвокат государственный. Сахнеева Сузанна Викторовна. “Она очень молодая”, совсем неопытная в таких делах, говорит Роман.

— Что за статья у Вас?
Сотрудник СИЗО срывается на крик: Вы не имеете права спрашивать, это не имеет отношения к условиям содержания.
Я: Имеет.
Спрашиваю: 276-я статья?
Он: Да.
Вот оно, опять украинский шпион.

SushchenkoЯ: Вас пытали при задержании?
Он: Нет, не пытали , только оказывали психологическое давление.

Давление продолжается и сейчас: пустая камера карантинного отделения — ни телевизора, ни книги, ни газеты. Если ты оказываешься в тюрьме в субботу, считай, пропал на два дня: никакой информации, полная изоляция. Такая ситуация только в “Лефортово”, в других москрвских тюрьмах на карантинах есть книжки, можно выбрать, что почитать. В “Лефортово” книг в карантине нет. “Пусть так посидят, ничего страшного”, — говорит ответственный сотрудник.

— Какая у вас профессия?
— Журналист.
— Попросите бумагу и пишите статьи, — говорю я Роману на прощанье. Обещаю сообщить консулу, что он арестован.

Второго, кого мы встречаем, это Владимир Иванович Лапыгин, ученый, 76 лет. Был под домашним арестом. Осужден на 7 лет за госизмену.

Спрашиваю: Как себя чувствуете?
Ответ: По возрасту.

Что это за мода на пенсионеров-шпионов? Человеку — 76 лет! Это не тюрьма, это Дом для престарелых.

Свидания Лапыгину дают. Можно было бы сказать суду спасибо. Только вопрос: “А зачем вообще было сажать старика?” Когда Владимир Иванович освободится, ему будет 83 года!

Я вспомнила, что несколько лет назад в “Лефортово” сидел другой ученый, чуть помоложе. Он попросил, чтобы ему разрешили работать, попросил , чтобы родственники передали его диссертацию. Разрешили. Диссертацию передали. Его отправили в колонию и через год он там умер.

Владимир Лапыгин благодарит, подумает, может , тоже попросит принести ему какие-то научные труды. Так время быстрее пойдет. Лапыгин уже обустроился, сидит он в Лефортово с 6 сентября.

Роман Сущенко подавлен. Спрашиваю, дали ли ему мыло и зубную пасту. Он показывает коробочку с зубным порошком. Порошок “Мятный”.

“Это порошок напомнил мне мое советское детство,” — говорит Роман. Ему 47 лет. В отличие от 76-летнего госизменника Лапыгина — у него впереди еще много времени.

Sushchenko

Share